Настя Романькова (http://hero-in.livejournal.com/)

[melitina]

Мохито.
Зелёные мягкие мятые мятные крылья. Закажем мохито?
Мне легче с тобой говорить, когда горло набито
Колотым льдом.

Ты выберешь суши?
Я - мёртвая рыба на рисовых зёрнышках суши.
Мой голос потушен, мне душу /не волосы/ сушит
Московская осень.

Мне душно от светских историй, твоих Якиторий
Петровки, Неглинной... Мне хочется моря!
Я только сегодня не вижу его в меню...

Ну ладно, гоню.Я просто немного расстроена.
Весь вечер - в квартире, как в трюме. Глядела в трюмо:
Отраженье растроено. Гитара расстроена...

Закажем друг друга, и станем друг другом давиться.
Я - красный цветок, что по шею в твоей петлице.
Я - галстук-шнурок, что на шее твоей петлится.
А в сердце - теплица, в ней теплится красный цветок.

Пока я жива, ты - в живых: у нас на двоих
Один кровоток.

Искрится, течёт...
Пожалуйста, счёт!

Постскриптум:
Забавно. "Пока я жива, он - в живых".
И наоборот.

Агнесса сильней беды.
За тайной дверью, в темнице леса запрятан сон для моей принцессы. Настоян он на томленьях песен, на тёмных виденьях вод. А мир людей - он давно известен, их мир, как узкое платье, тесен. Ложись скорее, моя Агнесса, ложись же - и сон придёт.

Так пела мама любимой дочке - за гранью дня, под подолом ночи. У тела грела, любила очень, и голос, струясь, ласкал. А под окном поджидал неслышно косматый Дядь, что бедою дышит. Как только мама из спальни вышла - он влез, и дитя украл.

Чтоб громкий крик заглушить, зажал он ладонью страшною, шестипалой Агнессе рот. Ну а мать не знала, под свечкой уселась прясть. Дитя подмышкой держа, бежал он - сквозь лес, не ведавший слова "жалость", бежал, и радостно предвкушал он - понянчу добычу всласть!

Деревья в почве ногами гнили, деревья в воздух рога вонзили, кору морщины избороздили, в них спрятался ужас лиц. Леса не знают о боли судеб, леса стоят, безразличны к людям. Погибнет кто-то - но вечным будет беспечное пенье птиц...

Но плюнет солнце на плешь поляны, и Дядь, от света как будто пьяный, приляжет. Лживая тень бурьяна покроет его глаза. Когда его ослабеют пальцы, решит Агнесса - пора спасаться, сквозь злые дебри домой пускаться - иначе никак нельзя.

Сбивая ноги, бежит Агнесса, бежит, не помня себя, из леса, и лес смеётся над нею, тесно смыкая свои ряды. Лишь мама знает - она вернётся. Она вернётся, когда проснётся, и новый день ей в глаза польётся. Агнесса сильней беды.


вернись в канзас.
фургончик трясёт на неровной дороге, дороге из жёлтых камней
у девочки Элли поехала крыша. и Элли поехала с ней
на поиски стран, где нет боли и страха -лишь только алмазная пыль
где все тебе рады, где счастье -награда, и сказка важнее, чем быль

семнадцать. твой голос свободен, как ветер. но разве захочется петь
что папа стал мёртвым задолго до смерти, а мать - продолжает толстеть
что слабое солнце никак не согреет копну твоих рыжих волос
что небо, старея, дождями ржавеет. а сердце ржавеет от слёз

проглочено семя работника с фермы. живёшь по советам подруг
но милая Элли, чужие постели не помнят о нежности рук
как клетки не помнят о пении птичьем, а стены - расколотых лбов...
будь проклят великий-ужасный волшебник, придумавший эту любовь!

ты думала петлю, ты думала бритву, ты думала пулю в висок
но Бог прописал тебе пост и молитву, а чёрт - предложил колесо
а в жёлтой стране все свалились с желтухой, а в синей всегда кто-то пьян
и может быть мир - просто стрёмная шутка двенадцати злых обезьян?..

ну что тебе, девочка. что тебе ветер? держи свою крышу, держись
вот грядки с картошкой, вот пёсик Тотошка. будь умницей. выбери жизнь.
твой голос утихнет, а волосы эти пора обесцветить - под нас
прошу тебя, Элли, забудь эти сказки.
будь взрослой. вернись в Канзас.


колесница. (из серии "Таро")
В те исчезнувшие времена не было над людьми бога прекраснее, чем светоносный бог-Солнце. Каждый день проезжал он по небу на колеснице, влекомой двумя серебряными лебедями с медными клювами, и его сердце, не знающее греха, исполненное любви, изливало на землю свои животворные лучи. А за краем неба колесница опускалась в подземный мир, где под мрачными сводами глубоких каменных коридоров, засиженных слизняками, встречала её тёмная спутница бога-Солнца - бескрылая Нюкта. Нюкта высока, тонка и надменна, её восковые черты неподвижны, а глаза, будто бы наполненные мёртвой водой, привыкли созерцать болезнь, несчастье и гибель.

Лебеди плывут по чёрной реке Ахеронт, погружённые в глубокий сон. Дремлет Солнце на прохладном дне узкобокой лодки, Нюкта лежит рядом, положив бледную, как цветок асфодела, руку ему на грудь, а позади, скрытое покровом реки, плывёт чудовище с двумя спинами, такое страшное, что ему запрещено подымать голову из воды, и несёт на себе золочёную колесницу. Медленно движется процессия. Сны светоносного бога теплы на его губах, но Нюкта не смеет коснуться их. Её бремя и долг - беречь покой Солнца.

Много ночей подряд глядит Нюкта на опрокинутый профиль бога, и этот гордый профиль всё глубже впечатывается в её сердце, которое змеиным ядом отравляет её рассудок. Нюкта думает о том, что, расставаясь с нею, Солнце оживает где-то там, в надземном мире, но сияние его славы достаётся другой - его светлой жене, сопровождающей его в величии. Ей же, Нюкте, достаётся лишь усталое тело, размеренное дыхание которого только и свидетельствует о том, что рядом не мёртвый. Самолюбие неизлеченной язвой терзает Нюкту, закрывая глаза, видит она одно и то же: светоносный бог обнимает свою нежную жену. И, любуясь этой прекрасной картиной, страдая от её совершенства, Нюкта не находит в себе сил избавиться от наваждения.

Однажды, поняв, что мука её лишь крепчает со временем, Нюкта решает удостовериться, что страдания её не напрасны. Как только Солнце смыкает веки, и голубиный сон проводит крылом по его челу, Нюкта, наклонившись, прижимается губами к его животу и высасывает сквозь кожу жизненную силу, необходимую для подъема на небо. Затем, облачившись в одежды Солнца, она аккуратно сталкивает его тело с лодки, на руки послушниц-нимфей. Серебряные лебеди поднимают её, сжавшуюся от ужаса, в колеснице на первую высоту, туда, где розовеет среди облаков дворец зари. Открывается дверь, и Нюкта видит свою соперницу.

У Эос льняные волосы, чистая кожа, маленький цветочный рот и широко распахнутые, как у ребенка, глаза. Грациозно обхватывает она руками шею Нюкты, прижимается губами к губам и тут же в испуге отстраняется, обжегшись могильным холодом. Надменно глядит на неё Нюкта, и выше она Эос на целую голову. Так вот какова ты, жена Солнца, - говорит она. А Эос отвечает испуганно - разве не ты жена ему, Нюкта, разве не к тебе он возвращается каждую ночь? Так значит - любовница ты ему? - кричит Нюкта, и гнев заливает её глаза. Быстро возвращается она к себе под землю, будит Солнце, и вот уже, чуть заподзав, восходит над землею заря.

А следующей ночью встречает Нюкта светоносного бога не так, как прежде. Искусаны страстью губы её, искусны руки, темны острые соски - все пороки мира пришли ей на помощь. Гибкими ногами, как стеблями, опутывает она бёдра Солнца, и он, теряя себя, вновь и вновь погружается в сосущее влажное лоно, оставляя в нём свою силу. Встревоженные громкими стонами, лебеди бьют крыльями об воду, и эхо множит крик наслаждения среди каменных стен.

Согрешил светоносный бог. Теперь сердце его не сияет любовью - запечатано оно тёмным поцелуем тьмы. В золотой колеснице взлетает он на небо, но усталые лебеди не могут нести его, и рушится колесница наземь. И приходит Чёрный день. Всхлипывает Эос, дрожат кончики розовых пальцев, а чьё-то крыло уже покрывает мешком ее голову, и не даёт дышать. Бредут по земле души умерших, сменяя собой живых, ползут мокрицы и слепни, страшные ящеры вьют бесконечные кольца тел, асфодел тянет бледные пальцы сквозь могильные камни. Как из вспоротых вен, как из нефтяных скважин, пульсируя, вырываются в мир несчастья и беды. Скрестив на груди руки, стоит Нюкта. Ей всё равно, каким царством править: став единственной, уверилась она в том, что является Лучшей. И этого ей достаточно.