где – за семью морями, семью лесами –
утром очнёшься, синью омыв ресницы,
чьими ты будешь смотреть на него глазами –
горечи, нежности, смерти, зимы, зегзицы,
чьими руками – вестницы, кружевницы –
будешь плести на морозном стекле узоры,
время косится згой на твои косицы,
свет убавляет, переставляет горы,
где он увидит ночью, в каком сезаме,
синие сны-самоцветы, обломки клада,
чьими он будет смотреть на тебя глазами –
смертника, праздника, финиста, снегопада,
чьими руками – лирника, цинцинната –
будет печаль заводить за края денницы,
время свербит в груди, пустельга, цикада,
режет зрачки, прореживает зарницы,
это вербена, вереск, омела, верба,
это на всех языках золотая книга,
это глаза в глаза, это небо в небо,
ленточка, лествичка, ласточка, береника...
(Сергей А. Шестаков)
В истории о Неле (ее я ныне именую Бездомной) появляются новые персонажи. Ее судьба сплетается с судьбами других людей. Ее исповедь уже давно вышла за рамки одной страницы, и я понятия не имею, что еще может произойти... А, говорят, Инквизитор уже не пугается шагов того, кто приходит к нему в полуночной мгле, он смирился, успокоился; беседы с гостем кажутся ему интересными, полезными и вселяют уверенность...